Детский психиатр елисей осин. особенности работы елисея осина

«Шиншиллы — это позитив, а гиперактивный ребенок — проблема»

«В обычных детских садах воспитатели часто просят не приводить детей на детсадовские праздники, потому что они не умеют себя вести. Поэтому мы начали нашу деятельность с проведения гиперактивного Нового года. Это стало хорошей традицией», — рассказывает Ирина Лукьянова. В 2003 году из-за недостатка информации об СДВГ в России Лукьянова вместе с еще двумя мамами гиперактивных детей создала тематический форум. Его популярность росла, и в 2006 году родители создали организацию «Импульс». С бюрократией тогда помогли представители еще живого «Внимания». Сейчас в «Импульсе» порядка 30 семей, которые собираются вместе на детские праздники, устраивают публичные лекции психиатров и выставки детского творчества.

Но основная функция «Импульса» — по-прежнему консультации на форуме. «На форум приходят мамы в растрепанных чувствах, мы им помогаем, утираем слезу и даем советы. Со временем они начинают лучше разбираться в болезни и становятся достаточно компетентны, чтобы сами помогать новым участникам», — поясняет Лукьянова. При этом она подчеркивает, что на форуме не дают советов по лечению, но могут порекомендовать хорошего врача. Сейчас на сайте зарегистрировано 11 тысяч пользователей, а в штате организации работает всего один человек. Периодически форум подвергается атакам все тех же сайентологов, несмотря на строгий дисклеймер про «Риталин» клеймящих организацию родителей пропагандой «Риталина».

Чем лечат СДВГ в России

Препараты не излечивают СДВГ. Потому что на самом деле синдром вообще не лечится. «Лекарство — это в каком-то смысле заместительная терапия. Мы даем тебе лекарство, и на данном этапе тебе становится легче. Оно помогает лучше себя сдерживать — как инсулин или очки», — объясняет Осин. Вторая часть всякой помощи людям с СДВГ — обучение тех, кто рядом с ними находится, в первую очередь учителей и родителей. Взрослым необходимо объяснить, что перенятые ими от их родителей тактики воспитания в этом случае просто не работают — нотация или наказание навредят ребенку с СДВГ еще сильнее, чем другим детям.

Основным из доступных на российском рынке препаратов является «Страттера» (атомоксетин), ингибитор обратного захвата норадреналина, не так уж сильно, по мнению Осина, уступающий в эффективности психостимуляторам. Проблема в другом — «Страттера» была синтезирована не так давно и стоит для среднестатистического россиянина совсем не дешево — до 6–7 тысяч рублей за месячный курс приема. Другой вариант — разработанный для советских космонавтов и популярный у студентов в сессию «Фенотропил», который можно приобрести в любой аптеке без рецепта

Его эффективность не доказана, и он не влияет на обмен дофамина, от которого зависят внимание и концентрация у больных СДВГ

«Теперь не верю ни в какие лекарства»

Родители Артема Дорошенко всегда безоговорочно верили врачам. Когда стало окончательно понятно, что у сына аутизм, психиатр прописал им целую «портянку» лекарств. Родители почитали про побочные эффекты, задали вопросы доктору. «Вероятность побочных эффектов минимальна, — заверил их врач. — А вот польза несомненна». После 2-месячного курса ноотропов Артем принялся расцарапывать себе лицо, начал пинать кошку и перестал соблюдать какой-либо режим. 

Мама мальчика обратилась к другому врачу. Психиатр отменил Артему ноотропы, у мальчика постепенно ушла агрессия и аутоагрессия. Мама Артема теперь не верит ни в какие лекарства, а доверяет только более «мягкой» терапии — занятиям с дефектологом, массажу, курсам реабилитации в специализированных центрах. 

По мнению психиатра клиники DocDeti Елисея Осина, врачи часто во главу угла ставят свой опыт вместо критического мышления и считают, что индивидуальный опыт является мерилом эффективности.

— Вместо полноценного анализа своего опыта они декларируют: «А я вижу, что помогает!» И такие врачи часто приводят подобные истории из личной практики. Например, как 5-летний ребенок заговорил после когитума. Некоторым врачам кажется, что этого факта достаточно, чтобы назначать препараты. А этого, конечно, недостаточно. 

Елисей Осин уверен, что также врачи не всегда исповедуют принцип честности, который должен лежать в основе назначения лекарств. 

— Врач перед назначением должен сказать: «У вашего ребенка я диагностирую расстройство аутистического спектра. Есть методы, которые точно работают, но про них я вам сейчас рассказывать не буду. Есть препараты, которые произвели в нашей стране, систематически не исследовали ни у детей, ни у подростков, ни у взрослых. Мне лично кажется, что они работают, но я могу ошибаться. При этом то, что родители приписывают эффекту препаратов, может быть на самом деле эффектом их труда». А врачи обычно говорят только малую часть или не говорят вообще ничего. 

— Почему тогда кому-то ноотропы помогают? Реальный случай: ребенок плохо говорил, пропили когитум, он начал говорить.  Как вы это объясните?

— А как вы объясните тот факт, что при 3-й стадии рака помогает гомеопатия? Когда родители отказались от любой химии и получили результат. И есть факт: был ребенок с лейкозом, стал ребенок без лейкоза. 

Иногда бывает, что к нам приходит тяжелый эпилептик, и вдруг через полгода мы отмечаем, что течение эпилепсии стало более легким. Да, мы признаем: мы не всегда знаем все про нервную систему и не всегда можем предсказывать вот такие вещи

Но также очень важно, что мы в нашей практике не ориентируемся на чудеса. Если кто-то расскажет нам историю, как ребенка отвезли к священнику, он помолился и ребенок начал разговаривать, мы с уважением к этому отнесемся

Наверное, скажем: «Здорово, что вера помогает». Но мы же, врачи, не станем рекомендовать это, правильно? Что-то случилось, ребенок начал разговаривать. Что-то, что мы не до конца понимаем. 

Врач отмечает, что второй важный фактор, влияющий на лечение нарушений развития — это положительная динамика с возрастом. Даже если родители и врачи ничего не делают, ребенку становится лучше. 

10 открытий в области аутизма, которые привлекли внимание в 2019 году

— Дети с расстройствами речи потихоньку начинают понимать речь и говорить. Аутичные детки постепенно начинают вступать во взаимодействие и лучше реагировать на мир. Дети, которые не понимают математику, понемногу начинают в нее въезжать и так далее. То есть у части симптомов разных расстройств может быть спонтанное улучшение, иногда даже спонтанная ремиссия. 

По словам Осина, это происходит не потому, что врачи что-то сделали, а потому, что так устроена нервная система. Но очень часто лекарствам приписывается эта заслуга. 

— Классический пример, который гомеопаты очень любят приводить: «Мы снимаем болевые синдромы». Чаще всего это означает: человек пришел к гомеопату на пике боли. Но особенность мигрени в том, что она сойдет в какой-то момент на нет. И человеку станет легче. Но не потому, что он принимал лекарства, а потому, что это лекарство назначили ровно перед тем моментом, когда само по себе должно было стать лучше.

В случае с детьми с нарушениями развития срабатывает и комплексный подход. Одновременно с приемом лекарств люди начинают делать множество вещей — заниматься с дефектологом, логопедом, проходить поведенческую терапию. И многое из того, что приписывается лекарству, зачастую создается руками самих родителей. 

«Мой мозг был как телевизор»

У Маши все было совсем по-другому. Она не висла на шее у родителей, не срывала занятий в детском саду, не дралась со сверстниками. В четыре года она просто перестала спать по ночам. «Я была очень спокойным ребенком, поэтому мама могла даже не знать, что я не сплю, я просто просыпалась, играла в игрушки, потом днем чувствовала себя совершенно нормально». Жаловаться на Машу воспитательницы стали только в старшей группе детского сада, но не из-за гиперактивности, а из-за ее отсутствия. Вместо того чтобы общаться и играть с другими детьми, девочка сидела в своих мыслях: «Мой мозг был как телевизор, в котором включили все каналы сразу. Я хотела одновременно и порисовать, и посмотреть мультики, и что-то еще — но в итоге ничего не делала, просто думала об этом».

Тогда невропатологи все списали на смерть отца. В школе, чувствуя свою ответственность перед мамой, Маша сразу приучила себя быть прилежной и получать хорошие отметки, несмотря на проблемы с концентрацией. Очередной визит к врачу состоялся в первом классе только после жалоб преподавателей на ее инертность. Психиатр впервые произнес аббревиатуру СДВГ, но уверил маму, что это возрастное и обязательно пройдет, а пока можно просто принимать глицин. Позже, когда в старших классах пришла и гиперактивность, в качестве лекарства девушке прописали «Ново-пассит».

Чем лечить детей с нарушениями развития

Современная наука сегодня рассматривает многие нарушения развития как состояния, а не как болезни, поясняет невролог Святослав Довбня. Есть множество состояний, с которыми человек рождается, растет, может развиваться, от которых не существует лечения. И они, по сути, не являются заболеваниями. Допустим, синдром Дауна нельзя назвать болезнью, это особенность человека, как цвет кожи или волос.

То же самое происходит и со многими другими нарушениями развития, в том числе и с аутизмом (расстройством аутистического спектра). 

— Чтобы что-то излечить, должна существовать какая-то внятная теория, что именно излечивать.

Наука пока не знает, в каком месте у человека с аутизмом есть поражения мозга и есть ли они вообще.

При этом известно, что при аутизме есть 2 основных ключевых дефицита — нарушение социальной коммуникации и повторяющееся стереотипное поведение, могут быть другие, сопутствующие проблемы, в том числе расстройства и заболевания, поддающиеся лечению, например эпилепсия, тревожное расстройство, депрессия, гиперактивность. 

Пока нет «таблетки» от ключевых дефицитов при аутизме, основными методами помощи будут поведенческий анализ, дополнительная коммуникация, структурированное обучение. Но при этом нельзя забывать и про лечение сопутствующих расстройств и заболеваний, уверен врач.

Аутизм не может быть от стресса или прививки

— В настоящий момент я не знаю о существовании серьезных исследований, доказавших, что просто в результате приема лекарств серьезно улучшились коммуникативные навыки, появилась речь, развились бытовые, академические навыки, или кто-то научился играть, дружить, работать или, например, выучил иностранный язык. И я думаю, что пока таких исследований нет, мы должны использовать то, что доказанно эффективно работает, а не заниматься самообманом.

Психиатр Елисей Осин согласен с тем, что чудо-препаратов от подобных нарушений нет, а полноценная развивающая работа создает умеренно положительные улучшения, которые со временем иногда превращаются в качественные.

— Можно наладить систематическое обучение, построить программу развития этого ребенка. Это будет основой. А потом менять среду. Например, если ребенок пошел в школу, нужно ему давать, наверное, другие задания по русскому языку, тренировать переключение, если у него проблемы переключения возникают из-за проблем с речью. И если есть сопутствующие заболевания — депрессия, нарушения сна — а они часто есть, тоже это лечить. 

По словам врача, спрос на такого рода услуги значительно выше, чем предложение: в Москве хороших центров, которые занимаются обучением и развитием — около двух-трех десятков, в то время как требуется около 100. Помощь существует, но ее не так много и она не оплачивается государством. Серьезная проблема в том, что почти вся она возможна лишь на деньги родителей.

Могут ли ноотропы быть опасны

В описанном случае с Артемом врач заверил родителей, что побочные эффекты от лекарств минимальны, а польза несомненна. А вышло совсем наоборот: лекарство вызвало агрессию у ребенка, лишь его отмена нормализовала состояние мальчика.

— Из-за отсутствия исследования мы не знаем, с ноотропами ли это связано, — говорит психиатр Елисей Осин. — Может быть, это случайность, а может быть, так проявило себя расстройство.

Может быть, ноотропы — на самом деле единственная причина, почему ребенок через 10 лет начнет разговаривать. Мы просто не знаем, недостаточно данных. В медицине это называется «отдельный случай». Но отдельный случай не может быть ни основанием для назначений лекарств, ни поводом судить о побочных эффектах. Истории о развитии эпилепсии на фоне ноотропов мы слышим постоянно. Как и истории о чудесах.

Прямой вред от лекарства и осложнения для здоровья пациента вполне возможны, уверен невролог Святослав Довбня. По его мнению, рано или поздно становится понятно: это лекарство лучше не использовать или назначать в крайнем случае. Но бывает и вред косвенный: трата времени и денег без результата. 

— Показалось, что ребенок лучше развивается, но в реальности никакого существенного эффекта не было. Например, родители, вместо того чтобы заниматься развитием речи с помощью поведенческих подходов и занятий, тратят свои силы и средства на лекарства.

Психиатр Александр Корнев подобной статистики не встречал, хотя небольшой риск не
исключает. Он придерживается иного мнения:

— По своему опыту могу сказать, что серьезные побочные явления случается встречаются это редко. Если ребенок изначально расторможен, агрессивен, гиперактивен, я предполагаю, что такой риск возможен, и родителям об этом сообщаю. Прошу их показаться через 2-3 недели. Само по себе это неопасно и проходит при отмене препарата.

«Надо просто постараться»

«Все было понятно уже в детском саду. Я постоянно отвлекалась, срывала занятия и тихий час, а воспитатели говорили, что я капризная и всем мешаю. Другие дети не хотели со мной дружить. У меня случалась истерика буквально каждый день, — рассказывает полушепотом 31-летняя Юля, уже сама давно мама. — В школе учительница все время спрашивала, почему я такая несобранная и отвлекаюсь. Взрослые часто говорили, что „надо просто постараться“, что я ленюсь и не доделываю работу до конца. Из-за этого я постоянно винила себя в том, что мало тружусь и халтурю. В 16 лет я пыталась покончить жизнь самоубийством».

До этого, после девятого класса, девушка поступила в Российскую академию музыки имени Гнесиных. Каждые две недели она сдавала зачеты и регулярно участвовала в показах и конкурсах: «Вся моя жизнь наполнилась напряжением, у меня абсолютно не было свободного времени, я должна была быть сконцентрированной 24 часа в сутки». На этот раз Юле искренне нравилось учиться, но занятия по-прежнему давались ей с трудом — она просто не могла не отвлекаться. Спустя полгода после поступления Юля решила уйти из жизни. Выпив много снотворного, она проспала несколько дней, но не умерла. Родители заметили, что дочь спит слишком долго, но не трогали ее и никогда не обсуждали с ней тот случай. «Я даже не знаю, поняли они, что произошло или нет», — рассказывает девушка.

«Сыну мы кололи и давали восемь препаратов»

Матвею 10 лет. Если нужно пройти незнакомой дорогой, мальчик начинает нервничать. Еще он не выносит шумную музыку и не любит незнакомых людей. Есть и другие признаки аутизма. Например, он не говорит. 

До года родители не замечали никаких особенностей, в свой срок он начал ползать, сидеть, ходить. Но не произносил ни слогов, ни звуков. Семья Захаровых живет в небольшом уральском городе, врачи успокаивали родителей — у него свое развитие, заговорит, куда денется… 

Постепенно Матвей перестал отзываться на свое имя, началось ритуальное поведение, повторяющиеся движения. Участковый невролог назначил мальчику препараты для стимулирования речи.

«Аутизм приравняли к шизофрении». Что не так с новыми клиническими рекомендациями по лечению детей с РАС

— Матвею мы по очереди кололи и давали церебролизин, кортексин, пантогам, глиатилин, энцефабол, цераксон, фенибут, — вспоминает Алла Захарова, мама мальчика. — Я не могу сказать, что какой-то из них принес пользу. Скорее наоборот: чем сильнее ноотроп, тем более расторможен и неадекватен был ребенок. Матвей стал более неуправляемым и агрессивным, он стал чаще кружиться и больше кричать. Скачка в развитии не было. Когда же мы отказались от препаратов, начался небольшой прогресс. Матвей, конечно, не заговорил, но стал спокойнее. Затем мы начали АВА-терапию. Оплатили курс в специальном центре, затем начали заниматься по этой системе дома. И пока я могу назвать это лучшим решением для реабилитации детей с аутизмом.

Чтобы пройти курс АВА-терапии, Захаровым пришлось взять кредит. На оплату курса, на билеты и проживание (в их городе центра с такой реабилитацией нет) ушло более 300 тысяч. Ноотропы стоят дешевле, упаковка энцефабола, например, — чуть больше тысячи рублей. Даже если подсчитать все деньги, потраченные на лекарства, сумма будет меньше. Но и эффект тоже. Теперь Захаровы, общаясь с другими родителями детей с аутизмом, выступают категорически против ноотропов. 

Десятки подобных историй можно встретить на форумах и в сообществах родителей детей с аутизмом и задержкой психоречевого развития. По всей стране ноотропы — важная часть лечения при этих заболеваниях. И это при том, что до сих пор нет ни одного исследования, подтверждающего эффективность ноотропов. Только частные истории пациентов. 

Как (не) диагностируют СДВГ

Маше относительно повезло — пускай и с большим запозданием, она получила представление о собственном диагнозе и жизни с ним, а ее младшему брату (у которого тоже СДВГ) мама с детства уделяет особое внимание. Большинство российских детей этого внимания никогда не получат как со стороны родителей, так и со стороны врачей

«Наши психиатры привыкли работать с ситуациями, когда все совсем тяжело. А тут приходят родители с ребенком к специалисту и говорят: ну вот, он очень рассеянный, в школе суетится все время. Психиатр начинает расспрашивать ребенка, тот на все вопросы отвечает более-менее нормально — в школе не дерется, голосов не слышит и так далее, и психиатр говорит: „А чего вы вообще хотите?“ Ну а то, что семье тяжело и ребенку тяжело, это психиатра не очень интересует», — рассказывает Осин.

Синдром дефицита внимания и гиперактивности признает ВОЗ, он включен в международную классификацию болезней, которой обязаны придерживаться российские врачи. Однако они, как правило, этого не делают

Осин связывает это с общим кризисом медицины и социальной сферы, нехваткой финансирования и недостаточным вниманием к международной экспертизе. А еще — с философской традицией: «Российская психиатрия находится в плену ловушки этиологии — она пытается найти причину того или иного поведенческого феномена

„Ну да, мы видим гиперактивного ребенка, но это же не основная его проблема? Чем она вызвана?“ Логика медицинская тут понятна: если мы поймем, что это вызвало, то мы сможем это взять и починить. А это так не работает, оказалось».

«Эффект действительно есть»

— Мой личный опыт и опыт многих коллег говорит о том, что эффект от лечения ноотропами во многих случаях, безусловно, есть, — уверен психиатр, логопатолог, нейропсихолог, заведующий кафедрой логопатологии СПбГПМУ, кандидат медицинских наук, доктор психологических наук Александр Корнев. — Однако решение вопроса об эффективности препарата зависит от того, каковы критерии. Например, повысить выживаемость больных, перенесших инсульт, радикально улучшить мозговое кровообращение ноотропы, вероятно, не смогут. Но при курсовом лечении, например, детей с негрубой церебральной органической патологией (родовая травма, осложнения в родах, ишемия, гипоксия, дети с трудностями в обучении или ограниченными возможностями здоровья) ноотропы помогают. Помогают они и детям с задержками психического развития, дислексией, умственной отсталостью.

По мнению врача, все индивидуально и в одних случаях эти лекарства приносят больший эффект, в других меньший. 

Александр Корнев

— Я много лет работаю с детьми, имеющими пограничные психические расстройства, речевую патологию, недоразвитие речи, дислексию. Когда детей с явным отставанием в речевом развитии рано приводят к специалисту в 2-3 года, ноотропы помогают в работе логопеда, улучшают, усиливают эффект коррекционной работы, стимулируют динамику в развитии. Но, разумеется, ноотроп не может вылечить, например, от дислексии или моторной алалии.

Заявленное в аннотации улучшение метаболических процессов и нейрональной активности, признаки активации мозговых ресурсов я наблюдал у своих пациентов, и таких случаев было немало в моей личной практике. Я думаю, многие коллеги, работающие с детьми, подтвердили бы это: ноотропы давно вошли в привычные схемы ведения мозговых патологий. Но проявляется эффект не сразу, что опять же зависит от вида ноотропа и типа патологии. При длительном курсовом лечении у детей повышается активность, улучшается усвояемость новых знаний и навыков. 

При этом любое лекарство с определенной частотой дает побочные эффекты, и ноотропы иногда вызывают психомоторную расторможенность, гиперактивность, а при снижении дозы эти эффекты уменьшаются, отмечает Александр Корнев. 

— В настоящее время по ряду вопросов некоторые российские врачи ориентированы на мнение американских ученых и практиков, в частности по ноотропам. Но, на мой взгляд, это не исключает правомерность назначения ноотропов. Я, естественно, доверяю больше своим глазам и своему личному опыту, опыту российских коллег, чем требованиям американских гайдов. И многие врачи действуют точно так же.

— Разве врач может больше опираться на собственный опыт, чем на исследования?

— Врач, безусловно, должен опираться на научные данные, но элемент искусства, личного опыта, интуиции всегда играл и продолжает играть важную роль в медицинской практике. Медицина на месте не стоит, она движется вперед, появляются новые методы и подходы. Раньше этого не знали, не пробовали, потом кто-то попробовал, проверил, накопил данные, и это оказалось тем новым, что медицина начинает внедрять. Но и своему опыту каждый врач, естественно, верит.

Если я вижу, что больному явно легче, то, разумеется, я буду доверять назначенному лекарству.

Как в медицине, так и вообще в науке существуют разные школы. И если мнение американской медицинской науки не совпадает с нашим, это лишь повод для научной дискуссии, не более.

— То есть вы как специалист считаете нужным давать ноотропы?

— Разумеется, потому что я видел реальный эффект и улучшение состояния детей. Мне иногда возражают: «Это плацебо-эффект, это люди сами себе внушили». Но я работаю с детьми, и изменения в их поведении или самочувствии мало зависят от самовнушения, а больше от приема препарата. Я настаиваю: эффект действительно есть. Возьмем пример из другой области. Вы наверняка сталкивались с разными заключениями диетологов. Один пропагандирует одни продукты и заявляет, что они исключительно полезные, другой про то же самое заявляет, что они вредны. Набор продуктов, которые хвалят и осуждают, меняется неоднократно. И в науке так же: бывают несовпадающие мнения, бывает, что различаются те критерии, на которые врачи и исследователи опираются. Абсолютно одинаковые мнения встречаются редко.

Как провалилась реформа

В 90-е годы НКО предпринимали попытки приблизить отечественную сферу публичного здравоохранения к международным стандартам — от опиоидной заместительной терапии до сексуального образования в школах. Все они с разной степенью треска провалились. Борьба за право на адекватное диагностирование и лечение людей с СДВГ не стала исключением, разве что в роли обеспокоенных граждан неожиданно выступили не православные активисты, а ныне изгнанные из страны сайентологи.

Стэн Половец, чьи родители эмигрировали из СССР в США в 1976 году, вернулся с семьей в Россию в начале 90-х, чтобы делать бизнес. Он поучаствовал в создании нефтяной компании ТНК, позже купленной «Роснефтью». Когда семейство Половец вернулось в Нью-Йорк, у сына Стэна сразу же диагностировали СДВГ, рассказывает президент Лиги защитников пациентов Александр Саверский, бывший помощник Половца: «Стэн был поражен, что в Америке так быстро диагностировали болезнь и начали лечить, а в России все на таком низком уровне»

В 2005 году Половец создал фонд «Внимание», попечительский совет которого возглавил руководитель РАН Валентин Покровский

Фонд собрал экспертную группу из 13 человек, среди которых были академики РАН, доктора и кандидаты медицинских наук. За год они подготовили доклад к международному форуму, который прошел в апреле 2006 года в Москве и был полностью посвящен СДВГ. На форуме выступили министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко, член совета директоров Альфа-банка Александр Гафин, депутаты Госдумы, а также психиатры, неврологи, психологи и педиатры из разных регионов России. По мнению Осина, реальной задачей фонда было проведение полноценной реформы.

Еще до форума у фонда начались проблемы. Его рядовые сотрудники и эксперты получали угрозы от сайентологов и православных активистов. На медицинских и не только форумах в интернете стало появляться множество тем, утверждающих, что болезни СДВГ не существует, а фонд идет на поводу у фармкомпаний и планирует пичкать российских детей «наркопрепаратами». Саверский также уверен, что у Половца были договоренности с фармкомпаниями, которые производили «Риталин» или «Страттеру». Их представители даже выступали на форуме с презентацией. Точно известно, что мероприятие спонсировал Михаил Фридман.

«С девочкой что-то не то»

Мама 4-летней Аленки рано научилась читать, в школе писала блистательные сочинения, окончила филологический факультет крупного питерского вуза и прочла целую библиотеку. Для нее само собой разумелось, что и дочь научится рано читать. А уж «Муха-Цокотуха», впрочем, как и весь Корней Чуковский, еще до детского сада будут отлетать от зубов. 

В два года Алена произносила всего три слова — «мама», «папа» и «дай». В три слов было чуть побольше, но ее мама Дарья Кадышева, отличница и перфекционистка, была уже в полном отчаянии. Панику поддерживала бабушка Аленки, заслуженный педагог: «С девочкой что-то не то». Один лишь папа пытался и сам не волноваться, и женщин своих успокоить. Но кто слушает пап, когда речь идет о «Мухе-Цокотухе», которую ребенок давно должен читать наизусть? 

Дарья обратилась к платному специалисту, участковому неврологу она не доверяла. Невропатолог из крупной частной клиники назначил девочке когитум (препарат общетонизирующего действия, действующее вещество — ацетиламиноянтарная кислота, биологически активное соединение, содержащееся в ЦНС. В инструкции указано, что препарат способствует нормализации процессов нервной регуляции, обладает стимулирующим эффектом). После курса этого лекарства девочка начала говорить предложениями. И когда Аленка прочла, наконец, наизусть «Муху-Цокотуху», мама и бабушка с облегчением расплакались.